ГУНТИС ВАЛНЕРИС
«Если бы меня спросили: хотел бы ты жить как большинство людей – ходить на работу,
продвигать свой мелкий бизнес – или не смотря на все недостатки, которые имеются
в шашках, бороться за высочайшие места в мире, то я бы ответил, что выбрал бы
последнее: потому, что это мне по душе – это борьба и спорт.»
Гунтис Валнерис (латыш. Guntis Valneris; род. 6 сентября 1967, Рига) – латвийский шашист. Чемпион мира по международным шашкам 1994 года. Двукратный чемпион Европы (1992, 2008). Двукратный чемпион мира по молниеносной игре в международные шашки (1999, 2007). Трёхкратный чемпион мира среди юниоров (1984–1986). Многократный чемпион Латвии. Президент Латвийского Шашечного Союза.
Гунтис Валнерис, май 2006 |
1. Пишут, что играть в шашки Вы начали в десятилетнем возрасте. Не поздно ли? Как Вы смотрите на чемпионаты мира (шашки, шахматы) детей до 8, до 10 лет?
Это не совсем верная информация. Меня научили играть в шашки, когда мне было всего 4 года. Речь идет, конечно, о шашках 64. Научил меня не папа, не мама, не тренер, а отдаленный родственник, который к тому времени (1971 г.) уже был пожилым человеком (родился в 1893 году). Вообще он был интересной личностью, так как, будучи отпрыском весьма обеспеченной семьи, всё же в раннем возрасте, еще в царское время, выбрал самостоятельную жизнь и работал на обычных работах на некоторых заводах в царской Риге до Первой Мировой войны. Он никогда не тренировался и не участвовал в соревнованиях, он вообще не посещал соревнования, но предпочитал шашки шахматам и картам. Он рассказал много интересного, что меня заинтересовало и заинтриговало, так как шашки мне самому уже тогда были по душе. Элементарные комбинации он видел и мог показать их. Хотя бы то, что он сам видел тогда, около 1910–1913 годов. Я с улыбкой теперь читаю очерки некоторых шахматистов о страшной популярности шахмат раньше...
Мой учитель мне говорил, что простые люди, работавшие на заводах в те времена, в перерывах играли только в шашки (64) – и играли с большим интересом: партии были принципиальные и азартные, и играли даже на деньги. В царской России это была поистине народная игра. Поначалу было сложно с этим человеком играть: он меня обыгрывал, да и для такого ребенка игра была сложна. Потом ситуация немножко подравнялась и к 9-летнему возрасту игра шла с переменным успехом. А играли мы между собой достаточно много, когда он гостил у нас по нескольку дней подряд.
Когда мне исполнилось 9 лет, первый раз в моей жизни мои родители летом отправили меня в пионерский лагерь в Юрмалу на 1 месяц. Там мы, дети, играли в разные игры: шашки, шахматы, настольный теннис, футбол, и т.д. При этом по каждой из этих игр организовывался один общелагерный турнир, за которым наблюдал какой-нибудь тренер или человек от конкретной федерации, чтобы выявить талантливых детей и завлечь их дальше в эту игру. Помню, что в шахматах я занял 3 место, но игра не пришлась мне по вкусу, а в шашках я занял 1 место, выиграв у всех игроков, даже у одного парня, который вроде имел 2 разряд. Меня наградили, представитель из шашечного круга взял мой адрес и меня пригласили в начале сентября на крупнейший в Латвии юношеский турнир, который проводился в один день в самом начале сентября в бывшем Доме Офицеров в Риге. Реально были 2 турнира - один для юношей до первого разряда, а другой для более искушенных игроков. В первом турнире, в который меня включили, я занял 2 место, в этом турнире было много молодежи со вторым разрядом. Разумеется, что у меня на тот момент никаких разрядов и опыта турниров не было. Я был обычным латышским мальчиком, который сам бы не стал никуда записываться на тренировки, но со мной вместе в турнире играл мальчик из моего пионерского лагеря и мы вместе записались там же на тренировки по 64 к Виктору Адамовичу. Тогда в 1977 году 6 сентября мне исполнилось 10 лет. Вот отсюда и пошел мой отсчет официальных тренировок в шашках.
Шашки являются интеллектуальной игрой и реальным спортом. Молодой человек должен созреть ментально для этой игры. Не думаю, что в шашках тренировки раньше возраста 10 лет дают какую-либо ощутимую пользу кроме общего ознакомления с игрой. Многие из мировых лидеров начали серьезно заниматься шашками в возрасте 10 лет. В возрасте до 10 лет нельзя говорить о глубине познания, это больше детские игры ради игры. Об этом говорит и качество партий турниров U-8 и U-10: до ближайшей построенной примитивной комбинации. Нет концентрации и серьезного отношения к игре. Хорошие результаты в этом возрасте показывают китайцы, монголы, якуты, которые являются прирожденными тактиками. А уже в юниорском возрасте их с трудом найдешь в таблице среди лучших по стоклеточным шашкам. Здесь уже комбинацией не выиграешь, нужны другие сложные элементы игры: позиционная игра, маневрирование между позициями, доскональное изучение соперника-конкурента, вера в себя. Хотя в общем идея проведения чемпионатов U-8 и U-10 позитивная, так как прививает самооценку ребенку, желание заниматься, да и родителям эмоциональная компенсация за успехи своего ребенка и за потраченное время на ребенка на этом поприще.
2. Коротко расскажите о своих первых тренерах Викторе Адамовиче и Эммануиле Меринсе. Поддерживаете ли с ними связи сейчас? Если да, как им сейчас живется?
Последовательность моих официальных тренеров была следующая: первые 4 года я занимался у Виктора Адамовича в русские шашки (то есть до осени 1981 года). У меня были отличные успехи. Адамович угадал с подачей мне материала. Быстро заметив, что у меня лучше успехи в освоении материала и в отношении к тренировкам, чем у большинства других учеников, он давал мне даже домашние задания, которые по сложности и объему материала превосходили то, что мы проходили на тренировках. В возрасте 11 лет я стал чемпионом Латвии среди юношей (до 18 лет) и выполнил норму кандидата в мастера спорта. А уже летом 1981 года стал мастером спорта (в возрасте 13 лет): выиграв в мае месяце чемпионат Латвии среди мужчин, а в июле и чемпионат Советского Союза среди юношей (до 18 лет), который проводился в Нижнем Тагиле, обыграв на этом турнире и своего одногодка Александра Шварцмана, о чем он вспоминает и сейчас, так как результат встреч между нами в русские шашки 1:0 (всего одну игру я с ним играл). Произошел такой казус, что мне уже в возрасте 13 лет толком не за что дальше было бороться в русских шашках – международного выхода не было, а на чемпионат Советского Союза среди мужчин меня не пустили (до этого существовало правило, что чемпион Советского Союза среди юношей автоматически без отбора пускался в этот элитарный турнир по 64, а как раз до меня правило отменили). Но это была не единственная причина моего поворота в сторону 100-клеток. Уже до этого старший тренер Латвии по 100 Эммануил Меринс меня соблазнял перейти на 100, так как разглядел во мне талант, стремление и дисциплину для такого раннего возраста. Да, и Андрис Кейселс и другие 100-клеточники уже успешно стали пробиваться и выступать на юношеских турнирах между такими игроками как Вирний, Дыбман, Чижов, Мильшин, Колесник, Пресман. Ради привлечения талантливых спаринг- партнеров он выдвинул идею в Москве, что перед чемпионатами мира среди юниоров (до 19 лет) сборная Советского Союза (обычно 2 человека и запасной) проводила двухнедельный тренировочный сбор в Юрмале. В Москве эту идею поддержали и мы получили отличную школу, так как ясно, что лучшие наши молодые игроки подключались к этим тренировкам охотно. У меня появилась новая звезда в небе – чемпионат мира среди юниоров, которого быть не могло в русских шашках тогда. А еще и выезд в такие страны как Голландия, Бельгия и Франция чего только стоил в ограниченном советском пространстве! Не знаю как Меринсу удалось договориться с Адамовичем, который очень неохотно отдавал своих лучших игроков другим тренерам и сам был очень педантичным и консервативным человеком, но уже в сентябре 1981 года я тренировался у Меринса. И он стал моим тренером на ближайшие 10 лет. Преимущество Меринса в моих глазах было и в том, что он без малейших проблем говорил на хорошем латышском, что для нелатышей в Латвии было редкостью. Я в возрасте 13 лет понимал по-русски сравнительно нормально, но словарный запас не давал разговаривать обширно на разные темы.
После перехода к Меринсу, я только изредка (раз в 2 года) принимал участие в турнирах по 64, принимал участие во всесоюзных турнирах (чемпионат Вооруженных Сил) в команде, которой руководил Адамович. Правда, в шашечном клубе я неоднократно его видел. К 1991 году, когда произошел развал Советского Союза, будущее спортивного тренера было непонятным в смысле ставки и размера зарплаты. Многие переходили на другие направления деятельности. В том числе и Виктор Адамович, который в юношеские годы учился математике. Он быстро освоил современные компьютеры и приступил к макетированию книг. Так обратно в шашечные тренера он и не вернулся. Несколько лет назад его дочь с семьей, пригласив и родителей, переехала в красивый особняк в сосновом лесу в живописной окраине города Риги в районе самого большого озера на территории города. Был я у них в гостях. Адамович по-прежнему у меня в контактах в Скайпе, но активной связи с ним я не поддерживаю.
Эммануил Меринс эмигрировал в Германию (Берлин) в конце 1991 года. Он пытался работать тренером и по волейболу (в юношеские годы тренировался в известной латвийской команде «Радиотехник»), и по шашкам в местном юношеском спортивном центре, но государство решило упорядочить спортивные институты и пришел приказ: ни копейки видам спорта, не признанным в Германии, как официальный спорт. Шашки попадают в Германии под такую категорию. Потом Меринс в последние годы работал в отрасли логистики. В 1990-х годах пытался проводить шашечный турнир в Берлине, но без поддержки со спортивного центра все прекратилось. С ним у меня контакта нет. Он тоже не искал встречи, хотя бывал в Латвии неоднократно. Он хороший организатор и умеет управлять людьми, к тому же сам был неплохим игроком в свое время, но сам не очень усерден в работе, если жизнь не заставляет.
3. 1988 год, Парамарибо (Суринам), Ваш первый чемпионат мира (среди взрослых). Хотя только 4–5 места, но впечатления о такой далекой стране были запоминающиеся?
В 1988 году в Суринаме 5 место это не так плохо, так как игра у меня была интересная, а были люди, которые без 3 шашек ничью делали, выигрыша не оказывалось. Надо учесть и то, что мне с 1981 года надо было перейти на стоклетки, а с 1985 года на мужскую игру. Это ощутимые переходы, которые требуют времени.
Суринам (Голландская Гвиана) действительно для меня был какой то другой Мир даже по сравнению с Западной Европой, с которой Советский Союз тоже казался чем-то странным. Подавляющее большинство темнокожих, тропическая жара (помню, вышел как то в полночь на улицу, и смотрю – табло показывает +30!), большой интерес к чемпионату – сыграв свою партию и отправляясь в номер гостиницы, после возвращения я не имел право входить на территорию, где еще игрались партии, оставалось только стоять за спиной большого количества зрителей. Ведь Суринам только осенью 1975 года стал независим от Голландии. Понятно, что в отдаленной колонии никто никаких чемпионатов мира до этого не проводил... Все эти экзотические фрукты... До того дня самые экзотические территории, где успел побывать, были Армения и Грузия.
4. После тяжелого и очень неудачного матча с А.Чижовом за звание чемпиона мира (Таллинн, 1991 год, декабрь. А.Чижов выиграл шесть партий, не проиграв ни одной) верили, что все таки когда-нибудь станете чемпионом мира?
Оказывается, что многие шашисты и организаторы считали по результату, что после тяжелого проигрыша моего первого матча за звание чемпиона мира существующему чемпиону мира Алексею Чижову, я вообще не смогу восстановится. Я о таком главенствующем мнении на тот момент узнал лишь спустя какое-то время, когда организатор Henri Macaux после моей победы на чемпионате Европы в 1992 году в Parthenay (Франция), буквально 2 месяца спустя, воскликнул: «Я же говорил, что Гунтис не сдастся!» После моего вопроса: «Когда я собирался сдаваться?», он ответил: «Ну, как, после такого матча любого надломили бы!?»
Хочу заверить читателей, что каждый претендент, выйдя на единоборство с чемпионом мира, в матче на звание чемпиона мира, трезво оценивает свои шансы: «Я не хуже, поборемся на славу; я чуть хуже, но подловлю свой шанс, может физически и ментально буду крепче и т.д.». Я хотел сыграть этот матч, но прекрасно понимал, что мне его не выиграть: я его воспринимал, как тренировочный, но за титул, как первую свою заявку, что я могу дойти до такого уровня. Алексей Чижов на тот момент являлся грозной силой. Его прогресс, начиная со второй половины 1987 года был оглушительным: чемпион мира с отрывом в турнирах 1988 и 1990 годов; чемпион Советского Союза; отстоял нужный результат в матче с еще достаточно молодым, но уже легендарным Тони Сейбрандсом (Ton Sijbrands) и не уступал ему по игре; показывал абсолютно новую и четкую игру. Кроме этого был еще очень молод – ему исполнилось только 27 лет. Я же собой представлял совсем молодого игрока (24 года), подающего надежды и прогрессирующего по результатам, но не имеющего какой-то специфической своей игры, и не имеющего опыта матчей. Были у меня результаты: 1988 год, чемпионат мира – 5-й; 1990 год, чемпионат мира – 2-й; в последних чемпионатах Советского Союза (в которых еще прибалтийские игроки играли) в 1987 году – 2-й, а в отборочных 1988 и 1990 годов – 3-й. Но не было у меня первых мест и блистательных побед в сильнейших турнирах на международной арене. Хочу отметить, что для того, чтобы этот матч сыграть, я отказался даже от предложений Тона Сейбрандса (через посредников) – за деньги (соответствующие в это смутное время 2 трехкомнатним квартирам в Риге) отменить свое законное преимущество после чемпионата мира 1990 года (мы с Сейбрандсом поделили 2–3 места, но по коэффициенту турнира я стал 2-м), дающее мне право на ничью в матче с Сейбрандсом за право играть с Чижовым за звание чемпиона мира. Тон упрямо отказывался играть со мной матч по регламенту. Я прекрасно понимал, что солидный матч с Чижовым некому проводить и денег там не будет, но спортивность в моем характере взяла верх.
Обычная практика матчей – играть то, что твоему сопернику не так хорошо дается (после домашней работы), позиции, которые он реже играет. Но мне было интересно играть и я играл разное: сначала интересное, тогда пытался что-то разнообразить. Я и тогда был в силах проиграть с меньшим результатом, но для меня это было не важно. Играть действительно было тяжело. Играли мы в Таллинне в такое хмурое постсоветское время на деньги для организации выделенные Москвой. Улицы были плохо освещенными, была зима, здания угрюмой цементной окраски. Наш матч организовывал даже не известный Таллиннский клуб, а энтузиаст Хейнар Яху (Heinar Jahu), который изредка перед началом партий полуугрожающим тоном нам игрокам объявлял: ”Если Москва не переведет деньги, то следующая партия не состоится!” Я был вместе с тренером Меринсом, который собирался эмигрировать и объявил об этом мне только в Таллинне: «Я уже свою семью отправил». И уезжал на сроки по несколько дней в Ригу для решения своих задач по эмиграции, оставляя меня одного в такие психологически очень тяжелые моменты...
Для меня как раз важно было пережить физически этот матч и понять, что дальше я сам буду все решать. Разве можно говорить о каких-то психологических травмах в связи с результатом матча? Кроме звания чемпиона Европы во Франции уже в 1992 году, я скоро пополнил свою коллекцию титулов и званием чемпиона мира 1994 года, и званием победителя престижнейшего Хардервейкского (Harderwijk) турнира в 1995 году.
5. Каковы, по Вашему мнению, главные факторы, позволившие Вам выиграть чемпионат мира в Гааге (1994 г.)? Чем Вам еще, кроме победы, запомнился этот чемпионат мира?
Чемпионат мира по круговой системе (20 человек) – это физически и психологически очень сложный турнир: соперники по жеребьевке чередуются от очень сильных до весьма слабых или нестабильных. Часто талантливые игроки-любители, попавшие на этот престижный турнир, удивлялись: «первую половину турнира, 9 туров, отыграл хорошо, а потом я сам не понимал, что творю». Объяснить очень просто: в первой половине у тебя хватает сил концентрироваться по максимуму и показывать свою лучшую игру, а потом просто невозможно уже держать концентрацию – либо цейтноты, либо глупейшие ошибки. Здесь и выделяются истинные профессионалы, которые могут продолжать играть «на автомате» – на уровне класса и опыта, демонстрируя свою натренированность, а любители этого по ясным причинам не могут. Вот и выделяются два важных элемента этих турниров: физическая выдержка и натренированность. Как раз за эти 3 года, с конца 1991 года по конец 1994 года, я много тренировался на гроссмейстерском уровне, играл разнообразные турниры, в которых участвовали сильнейшие игроки, следил за их игрой, стилем, подходом к игре, занимался на любительском уровне некоторыми физическими видами спорта. Важен и эмоциональный подъём, чтобы иметь силы искать чего то в иногда ничейных позициях или неудачных дебютах, с целью найти какие-то зацепки, чтобы осложнить игру, переправить напряжение на соперника. Я был на таком подъёме по двум причинам. Год тому назад я познакомился со своей будущей женой Антрой. Интернета и мобильных телефонов по доступным ценам тогда еще не было, и я звонил каждый день вечером из таксофона, из Голландии отцу, и передавал все результаты голосом. Потом журналисты звонили отцу и все передавалось практически каждый день по центральному Латвийскому телевидению в новостях. Такого на моей памяти и во время моей карьеры никогда больше в Латвии по шашкам не повторялось. Я потратил из своих средств на эти разговоры за все время около 200 евро (по сегодняшнему курсу), но я был рад факту, что о шашках в Латвии есть такая обширная информация.
О самом чемпионате мира 1994 года я ничего такого особо запоминающегося не скажу, кроме того, что проживали мы в гостинице в Шевенингене (пригород Гааги; аналог нашей Юрмалы в ухудшенном варианте), а играли в престижном старом элитарном здании тогдашней Гаагской мэрии. Да, может быть, только факт, что мой тренер Меринс, уже обосновавшийся в Германии, отобрался на чемпионат мира (это было его мечтой, так как у него не было никаких шансов попасть из чемпионата Советского Союза в его время) и проиграл много партий. А вот в Латвии мне многое запомнилось в связи с моей победой на чемпионате мира. Я был первым чемпионом мира в восстановленной Латвии в зачете всех видов спорта. В конце года как обычно проводился серьезный конкурс на выявление лучшего спортсмена Латвии 1994 года – под попечительством Олимпийского Комитета. Вы будете смеяться, но были и другие конкуренты, типа 3 место в чемпионате Европы по легкой атлетике в помещениях. Объясняю: чемпионаты в помещениях в легкой атлетике пропускаются всеми ведущими кандидатами на пьедестал в Олимпийских играх или чемпионатах мира, потому, что не являются престижными в той среде. Ведь было за что бороться: лучший спортсмен года впервые получал новую автомашину «Вольво 460», которая для того времени в Латвии выглядела как солидный лимузин. Голосовало несколько людей до мероприятия, по моему 8: президент Олимпийского Комитета, председатель Спорткомитета, директор Спортакадемии и т. д.. Понятно, что люди связанные с Олимпийским Комитетом или кормящиеся с него никогда за шашиста не проголосуют, даже если его конкурент выиграл всего лишь чемпионат двора. Вот и при первом подходе голосования, голосов за нас двоих было поровну. Но потом, когда отпали другие претенденты, при повторном голосовании я победил. Чуть позже на личную встречу меня к себе, в свою резиденцию пригласил и президент страны Гунтис Улманис (Guntis Ulmanis) и мы проговорили целый час. Это был первый и последний раз, когда индивидуальный шашист удостоился такого почета. К примеру, Зою Голубеву за звание чемпионки мира в конце года даже не включают в список спортсменок, подаваемых на звание лучшая латвийская спортсменка года, а спортсменка олимпийского вида спорта туда входит лишь за то, что она в мировом рейтинге 7-я. Но по сравнению с 1994 годом это мероприятие сейчас абсолютно коммерциализировано.
© «Šaškių kaleidoskopas», №19, 2016